Шесть лет назад я опубликовал на UrbanUrban на свой Ежегодный День Рождения свой урбанистический вишлист. До сих пор хочу всего этого.
1. Открытый процесс проектирования
Вы когда-нибудь бывали на публичных слушаниях по проектам планировки? Как правило, это полнейший ад. Жители не понимают, что им вещают инженеры, инженеры не могут понять, что не нравится жителям. Все орут и только что не дерутся. Кроме того, обычно это первый раз, когда проектировщик встречается с жителями района. А узнать, кто что проектирует, когда-нибудь пробовали? Кроме каких-то громких конкурсов типа парка «Зарядье» это всё тайны мадридского двора. Вот вы знаете, чем сейчас занимается Моспроект-3? Или МНИИТЭП? Может быть, они прямо сейчас проектируют что-то у вас прямо под окнами. А может быть и нет. Я мечтаю о том, чтобы жители знали своих проектировщиков в лицо, общались, здоровались. Помогали друг другу.
2. Усложнение формата публичных слушаний
И вот опять о публичных слушаниях. В текущем виде публичные слушания носят характер войны зелёных против фиолетовых. Можно либо категорически одобрить то, что выставляется на слушания, либо выступить категорически против. Ещё, конечно, можно быть согласным, но с некоторыми оговорками, но, как правило, эти оговорки никто не учитывает. Тефтель с рисом, котлета с картошкой. Меняться нельзя. А я мечтаю о том, чтобы сложные вопросы можно было обсуждать так, как их нужно обсуждать — сложно.
3. Возрождение городской статистики
Каждый, кто хоть раз работал с городами, знает, что с городской статистикой в России творится настоящий ад. Она либо отсутствует, либо недостоверна чуть менее, чем полностью. В дореволюционную эпоху можно было узнать точно сколько у кого коров, обратившись к статистическим книгам. Сейчас же городская администрация не может точно сказать, сколько построек в городе. Я уж не говорю про такие сложные вещи, как число парков, число жителей и структура рынка труда. Я мечтаю о России, в которой при соотнесении статистических данных и объективной реальности глаза не лезут на лоб и не начинается привычный всем урбанистам нервный смех.
4. Широкие полномочия местного самоуправления
Местное самоуправление в России последних лет, вопреки прогнозам Глазычева, не развивалось, а наоборот, старательно искоренялось. Назначенные сверху чиновники принимают решения относительно территорий, которые они в первый раз видят. Причём видят в лучшем случае: могут и не глядя решения принимать. Изгнанный из одного района за вопиющую бездарность глава управы всплывает в качестве главы управы соседнего района. «Ротация властных хмырей» выступает альтернативой повышения качества управления. То же самое происходит с полицией. А кто такие муниципальные депутаты и зачем они нужны зачастую не в курсе и сами муниципальные депутаты. Налоги идут не напрямую в муниципалитет, а сначала поступают в федеральный центр, а потом уже деньги распределяются по муниципалитетам. И какой смысл развиваться, если можно просто хорошо попросить? Я мечтаю о том, чтобы жители избирали мэров, депутатов, начальника полиции, судей местного уровня. Чтобы муниципалитет имел возможности самостоятельно развиваться, и развитие территории было общим делом жителей и местной власти.
5. Развитое общественное самоуправление
Жилищное движение в России развивается, но медленно. Регулярно общаясь с жителями городов, я сталкиваюсь с тем, что многие (слава богу, хоть не все) думают, что ТСЖ — это что-то вроде ЖЭКа. А Ренессанс — это лошадь Дон Кихота. Люди действительно не знают, как формируются платежки, которые приходят к ним по почте; не знают, что можно управлять своим домом; не знают, что их незнание беспощадно эксплуатируется управляющими компаниями. Дом для них — совокупность бетонных коробок, соединенных коммуникациями, а не сложная архитектурно-инженерная конструкция. Я мечтаю о том, чтобы это незнание исчезло, чтобы жители городов осознали себя ответственными собственниками своих домов, любили свои дома, заботились об их внешнем виде, умело управляли их машинерией и думали о том, как можно её развивать.
6. Появление городской социологии
Городской социологии в России сейчас нет. Социологи, изучающие города, — это не городская социология, это социологи, изучающие города. А ведь это — очень важная, если не сказать ключевая дисциплина для формирования осмысленной, доказательной политики городского управления и развития. Дикость и мифологизированность представлений о городских социальных системах в России просто невероятна. Причем как на уровне горожан, бизнесменов и чиновников, так и на уровне самих исследователей. Это порождает безумные проекты вроде городков для многодетных или выселение пенсионеров в пригород. Безумные идеи о том, что в городе опасно ночью и что большинство преступлений совершают мигранты. Что двадцатипятиэтажка у черта на рогах — элитное жильё. Я мечтаю о том, чтобы десятки и сотни молодых и отважных городских социологов хлопнули бы себя по лбу, сказали: «Да мы же ничего ещё не знаем про российские города!» и, взяв в руки диктофоны и блокноты, отправились их изучать. Производить, обсуждать и распространять новое знание.
7. Запрет на термин «комфортный город»
Словосочетание «комфортный город» следует запретить, изъять из корпуса русского языка, предать анафеме, забвению, посмертному порицанию, ритуальному изнасилованию и последующему сожжению. Это словосочетание заставляет тех, кто, казалось бы, должен знать, насколько сложен город, считать, что он просто устроен и что простыми решениями можно… А вот что можно — никто не знает. «Комфортный город» — это путь из ниоткуда в никуда, идеология-паразит, выключающая мышление. Я мечтаю о том, чтобы те, кто думает о городе, думали не о том, каким он должен быть, а каков он здесь и сейчас. Думали бы не о Небесном Иерусалиме, а о Москве, Туле, Нижневартовске, Самаре, Хабаровске, Мурманске, Новом Уренгое, Грозном, Великом Новгороде, Малоярославце, Томске, Надыме, Нефтеюганске, Воркуте… Их тут ещё очень и очень много.
